Ночь длинных ножей - Страница 56


К оглавлению

56

— Аллах зря запретил спиртное, — покачал головой Синякин. — Тут мы с ним не сошлись. — Он хихикнул, и его веко опять задергалось.

Джамбулатов усмехнулся.

— Ты теперь мои брат, — Синякин положил руку на плечо бывшего милиционера, тот едва удержался, чтобы не сбросить ее. — Покажу тебе то, чего ты никогда не видел. Мой зоопарк.

Он уселся на лавку и крикнул:

— Хожбауди, тащи ученую обезьяну!

«Ученая обезьяна» появилась в сопровождении рябого. Джамбулатов удивленно посмотрел на высокого, с униженным, но еще не потухшим окончательно, как у пленников, отсидевших много лет, взором.

— Ну, янки, скажи что-нибудь, — хлопнул в ладоши Синякин.

— Что сказать? — с диким акцентом произнес по-русски пленник.

— Француз? — спросил Джамбулатов.

— Бери выше. Американец.

Синякин открыл еще одну бутылку с джином. Плеснул в кружку и протянул пленному:

— На.

Тот припал к кружке губами.

— Пьет. Дрессированный… Ты знаешь, Руслан, янки грызут русских и считают, что мы тут для них — послушные дворняги, которые рады тяпнуть медведя за лапу… А мы не дворняги… Это они дворняги… Смотри, он в Америке важный человек. У него наверняка денег немерено. Таким много платят. А здесь он кто? Так, существо, которое живо, потому что я пока этого хочу.

— Продавать будешь? — спросил Джамбулатов.

— Посмотрю. Может, выдрессирую, и он, как обезьяна на цепи, плясать будет.

Майкл напряженно вслушивался в разговор и бледнел все больше. Он не понимал всего, но знал, что говорят о нем и что-то донельзя унизительное…

— В вонючую дыру, — махнул рукой Синякин.

И охранники повели, впрочем, не грубо, американца.

— Ведите второго… — Синякин расплылся в довольной улыбке, рассчитывая, что сюрприз поразит гостя.

И не ошибся!

Хромой, щурившийся, поправляющий очки-хамелеон на носу, походил на благообразного муллу в плену у гяуров.

Джамбулатов подался вперед, сжав кулаки, но Синякин положил ему руку на плечо и прикрикнул:

— Сидеть!

Хромой напряженно смотрел на них.

— Присаживайся, уважаемый, — Синякин встал и, взяв за локоть Хромого, подтолкнул его к лавке. — Ну что, враги, разделите хлеб?

— Вряд ли, — угрюмо произнес Джамбулатов.

— Не любите друг друга… А придется жить вместе. Хромой сел на лавку, стиснув руки на коленях в замок и смотря куда-то вдаль отсутствующим взглядом.

Джамбулатов хмурился все больше. Он прикидывал, как сейчас дотянется до ножа и воткнет его Хромому в горло, а там будь что будет… Он уже подался вперед, но Синякин прикрикнул, хватая со стола пистолет:

— Убью! Сидеть!!!

Джамбулатов подался назад.

— Я читал как-то философскую книжку, — тоном ниже произнес Синякин. — Что-то о единстве и борьбе противостояний.

— Противоположностей, — автоматически поправил Джамбулатов.

— Точно. Соображаешь, мент… Так вот — теперь мы все друзья… Хромой, если ты вдруг раздумаешь быть моим другом, я отдам тебя Джамбулатову. Он обрадуется.

Хромой не прореагировал никак, только сжал сильнее пальцы в замок.

— Или тебя отдам ему, — Синякин выразительно посмотрел на Джамбулатова. — Я тебя заверяю, по жестокости он куда изощреннее всех, кого я знаю.

— Я в курсе, — кивнул Джамбулатов.

— Я доволен, — Синякин потер руки. — А теперь разломим хлеб.

— Я не голоден, — буркнул Джамбулатов. Синякин захохотал. И в его глазах на миг вспыхнуло безумие человека, который давно не в ладах с головой и вынужден прилагать большие усилия, чтобы держать себя хоть в каких-то рамках.


Глава 23
УГОВОР


— Мне стесняться нечего, — сказал Мусса Таларов, тот самый связной Синякина в поселке племсовхоза. — Я пригласил вас в свой дом.

— Спасибо, — сказал Алейников. — Мы это учтем.

— Меня попросили. Я передаю.

Они сидели во дворе. Кроме хозяина в доме было еще три женщины, но они не показывались на глаза, как пугливые земляные крысы, юркающие в нору, едва завидев человека или почуяв его тяжелую походку.

— Ну что, уважаемый, — сказал Алейников. — Будем торговаться?

— Я не торговец, — возразил Таларов. — Я передаю, что мне сказали.

— Сколько хотите за американца?

— Людей не интересуют деньги.

— Ох ты. Это что-то новое. Тогда что?

— Обмен…

— На кого?

— Бек-Хан Гадаев.

— Волк! — воскликнул Алейников.

— Его называли и так.

Мелкий брат, сидевший за столом рядом с Алейниковым, услышав имя Гадаева, сжал пальцы в кулак.

— Знакомое имя, — произнес Алейников. — Почему вы думаете, что мы его отдадим?

— Доктор нужен вам или нет?

— Откровенно? — Алейников криво усмехнулся. — Если вы отрежете ему уши и голову, я не обижусь.

— Но твои начальники обидятся. Включи телевизор, поймешь, что он вам нужен.

— Что же, ты прав…

— Так что, будем меняться?

— Ты понимаешь, что я эти вопросы не решаю, — произнес Алейников.

— Я знаю, что ты человек маленький, — усмехнулся Таларов. — А ты доложи большому начальнику. Пусть большой начальник решает. И пусть большой начальник думает, нужна ему вражда с Америкой или не нужна.

— А если я встану и уйду?

— Они найдут других людей. Более благоразумных.

— Кому и зачем понадобился Гадаев?

— Не знаю.

— Что ты вообще знаешь, посредник?

— Я не хочу много знать. Кто мало знает, мало может сказать.

— Тут ты прав. Как докажешь, что не врешь про янки?

— Возьми, — чеченец протянул Алейникову видеокассету, которую держал на столе.

Алейников взял кассету, постучал по ней пальцами. В потертой коробке кассета «Сони» на три часа. Ему вдруг показалось забавным — на том конце Земли, в суперсовременных, оснащенных по технологиям будущего цехах сработали эту вещицу, а теперь в горах, живущих по феодальным устоям, на нее записывают речь раба.

56