Ночь длинных ножей - Страница 40

К оглавлению

40

— Правда ты Джамбулатова взял? — спросил майор, закуривая.

— Взял. — Алейников вынул сигарету из мятой пачки «Кэмела», которую ему протянул майор, и тоже закурил, блаженно прикрыв глаза.

— Эх… Джамбулатов — хороший мужик.

— Может быть… Только он несколько человек завалил.

— Он воин… Кто кого сейчас не завалил? Ты, что ли, мало завалил?

— Я валил в рамках закона, — усмехнулся Алейников.

— Брось. Нет тут закона. И не будет. Тут или ты завалишь, или тебя… А Джамбулатов — мужчина. Он мстит.

— За отца.

— Да. И он один. Никого у него не осталось. Он должен умереть или убить их. И он убивал. Это вопрос чести… Теперь Мовсаровы будут делать все, чтобы убить его. Ведь он убил братьев Мовсаровых?

— Он.

— Мовсаровы в силе. Теперь они знают, где Руслан.

— И что ты предлагаешь? Отпустить его?

— Ничего не предлагаю. Кто я такой, чтобы предлагать? Я просто предупреждаю — будут неожиданности. Мовсаровы попытаются его убить…

— Я пообещал Руслану, что его переведут в Россию.

— Ну так поторопись.

— А чего ты печешься о нем?

— А я не говорил, что мы почти год в одной камере в этом самом райотделе при дудаевцах сидели? Сегодня его на расстрел ведут. Завтра меня… Послезавтра обоих… Потом оправдали, выпустили.

— Слышал об этой истории. — Алейников потушил сигарету о мешок с песком.

— Знаешь, Руслан мне как брат стал, пока мы сидели с ним вместе, — майор вздохнул. — Как брат… Когда приехал замминистра шариатской госбезопасности, нас к нему привели. Он на нас пьяным мутным взором смотрит: «Ну, кого в расход пустить? Выбирайте». Руслан сказал: «Стреляй меня…» Понимаешь, готов был жизнью пожертвовать за меня. Такое не забывается.

— Я понимаю.

— Слышь, Лев Владимирович, всю жизнь обязан буду. Надо что-то сделать для него.

— А что я могу?

— Да. Никто ничего не может. Винтики машины мы все, а не люди, — майор махнул рукой. — Ну что, по пиву? — Он взял свою сумку, которая стояла у его ног, и со стуком водрузил ее на стол.

— Коран не запрещает?

— Нет.

— Ты к начштабу сходи, — порекомендовал Алейников. — Ему после вчерашнего нужнее.

— Да? — Майор задумчиво посмотрел на него. Когда майор ушел, Алейников подошел к картотеке, которая осталась еще со старых времен и пополнялась при Дудаеве. Двое из братьев Мовсаровых, те, до кого не успел добраться Руслан, были там на видном месте в числе криминальных типажей. Алейников подозревал, что очень скоро о них услышит. Они начнут искать подходы, как рассчитаться со своим кровником.

Но услышал он о них даже раньше, чем рассчитывал. Часов в семь вечера появился начальник изолятора временного содержания.

— Лев Владимирович, тут такое дело, — он замялся.

— Что случилось?

— На моих ребят абреки вышли.

— Кто?

— Местные. Пять тысяч долларов обещали.

— За что?

— Чтобы троих человек в камеру к Джамбулатову впустить.

— Что?! — у Алейникова глаза полезли на лоб.

— Ну, они разберутся с ним. Подвесят аккуратно. И как самоубийство пройдет.

— И что?

— Наши отказались…

— Кто бы мог подумать, — саркастически произнес Алейников. — А что за абреки?

— Вот этот, — начальник изолятора ткнул толстым пальцем в фотографию одного из выживших братьев Мовсаровых, лежащую на столе. — Я его видел, когда он около отдела терся… Когда мои парни его послали по матушке, он пригрозил: пожалеете. Говорит, весь отдел взорвет…

— И чего вы его не задержали? Начальник ИВС только пожал плечами. Да, с этими ребятами не соскучишься. Алейников положил ладонь на фотографию старшего Мовсарова. Только штурма отдела и не хватало!


Глава 15
ЗВЕЗДНАЯ ДОРОЖКА


В камере было душно, но, в общем-то, привычно. В ней он просидел почти год. Тогда он был уверен — здесь его последний приют, край жизни, больше на этой земле его не ждет ничего. Только камера. Тесный двор. И пламя, вырвавшееся из ствола и выплюнувшее в его направлении кусок свинцовой смерти. И выхода не было видно никакого. Единственное развлечение — это когда его вытаскивали на допросы и мучили вопросами: почему он, чеченец, сотрудничал с русскими оккупантами, почему, когда подходили русские, не сжег, как было приказано, райотдел со всеми документами. Помнил он безумные глаза замминистра шариатской госбезопасности, когда тот с искаженным от ненависти лицом целился ему в лоб из никелированной подарочной «беретты». Руслан хорошо знал этого генерала, который до девяностого года был постовым милиционером-сержантом и его выгнали за взятки.

Почему его не убили? До сих пор Руслан задавал себе этот вопрос. Может, хотели соблюсти видимость законности. Или кто-то замолвил словечко, продлив его жизнь.

А сейчас? Сейчас он выберется отсюда? Или пора прекратить барахтаться и отдаться на волю волн?

Лежа на твердом лежаке, прикрытом влажным противным матрасом, Руслан смотрел в низкий потолок и вспоминал. Эти проклятые воспоминания теснились, без приглашения пробиваясь в сознание. И опять накатывало отчаяние и ощущение бессилия.

Он вспоминал, как на его землю пришла болезнь. Как она распространялась, подобно чуме. Хуже чумы. Чума пожирает тела, а эта болезнь пожирала души…

Чеченцы никогда не были слишком фанатичны в вере. Большинство мусульман в Чечне было традиционного ханифитского толка, они честно выполняли религиозные обряды, дошедшие от дедов и прадедов. Но, по большому счету, религиозные проблемы мало кого волновали. Пока не пришла напасть…

До этих мест докатилась мутная волн(а, которая идет по всему земному шару — исламский фундаментализм. На Кавказе, сначала осторожно, но с каждым месяцем все увереннее, начал утверждаться бородатый ваххабит.

40