Ночь длинных ножей - Страница 16

— Тебе пора приобщаться к делу, — сказал однажды тот самый искуситель, глядя на Майкла, развалившегося в мягком крутящемся кресле. — Поверь, Майкл. Это надо. Тебе пора подниматься вверх в организации.

— Хорошо, — кивнул Майкл, ощущая, как внутри все покрывается льдом, и не веря, что наконец это происходит и с ним.

Первая командировка его была на Черный континент. Как же ему было страшно!.. И, надо сказать, было чего бояться. Это была очередная никому не нужная залитая кровью страна со странным названием, где туземцы делили какие-то территории, при этом не имея ни малейшего понятия, как ими разумно распорядиться. Там Майкл впервые услышал выстрелы — не те, что звучат в боевиках с Сильвестром Сталлоне, а самые настоящие. Когда внутри тебя становится пусто, как в полковом барабане, и осознаешь, что выпущенная пуля может найти тебя. Это неповторимое ощущение. Адреналин бежит по жилам, а когда опасность минует, накатывает эйфория. И ты счастлив, что жив, а поэтому воспринимаешь мир полнее и тоньше!

После второй командировки, вернувшись в красивейший город Европы, показавшийся совсем другим, каким-то искусственным, игрушечным, будто созданным для кукол, а не для живых людей, Майкл вдруг ощутил, что такая жизнь ему по душе. Ему понравился риск. Может, дали знать о себе гены предков-первопроходцев…

Потом были еще миссии. Были Латинская Америка и Юго-Восточная Азия. Перед глазами стояла череда изможденных лиц, искалеченные тела людей, подорвавшихся на противопехотных минах, слезы детей. Сперва в его душе ныли раны. Позже он ощутил, что привыкает. Человек привыкает ко всему. Невозможно принимать боль каждого человека как свою… Кроме того, оказалось, что от него и не ждут разделять этого. Организация была куда менее сентиментальной, чем отдельные ее представители…

Майклу пришлось многое узнать. Он понял, что милосердие бывает избирательным. И объекты для милосердия тоже бывают неравнозначные. Они делятся на тех, кто заслуживает милосердия, и тех, кто не имеет на него никаких прав.

Но окончательной вехой в его душе, разлучившей его с прошлым, оказалась Югославия.

— Милошевич — фашист, — говорил заместитель председателя исполнительного комитета организации Жан Ришар в беседе с Майклом перед той проклятой командировкой. — Он рад превратить всю свою страну в концллагерь. Косово — это Дахау для албанцев. Надерите Милошевичу задницу.

— Постараемся, — кивнул Майкл.

На следующий день он улетел в Югославию в составе той самой международной комиссии, после заключения которой пошла волна в средствах массовой информации об этнических чистках. И все закончилось бомбежками, разрушенной страной, тысячами убитых. Но на них милосердие организации не распространялось.

Когда самолеты-невидимки начали бомбежку Югославии и первых людей разнесло бомбами в клочья, Майкл прилично напился. Он давно расставил все по полочкам. Он знал, что заключение их комиссии высосано из пальца. И этнические чистки — слишком громко сказано для того, что в действительности там происходило. Настоящие чистки начались позже, когда албанцы взяли с помощью корпуса Кэйфор власть в Косово и завалили всю Европу дешевыми наркотиками… Но это уже была не сфера интересов «Милосердия без границ». Организацию интересовал теперь другой край света. Другая страна. Другая работа.

Страна эта называлась Чечня.

— Поездка опасная, — сказал Ришар. — Но и оплачивается соответственно. Плата за риск.

— Похороните хоть с почестями? — пробовал невесело шутить Майкл.

— До этого не дойдет… Представители национально-освободительного движения Чечни вполне управляемы. Они заинтересованы в нашей поддержке. И с твоей головы не упадет и волосок.

Ришар говорил так, будто сам хотел убедить себя. Но перед глазами у Майкла стояли фотографии отрезанных голов четырех англичан, сотрудников компании «Гранджер телеком», которая устанавливала сотовую связь в Чечне. Англия тоже имела влияние на Чечню. Но это не помешало чеченцам отрезать головы у ее граждан, а потом еще взять выкуп за тела.

— Я согласен, — сказал Майкл.

Он уже не мыслил себя без ощущения близкой опасности. Ему нравилось возвращаться и глядеть на сытый мир умудренным взором человека, видевшего чистилище.

— Как понимаешь, сфера деятельности будет несколько шире, — сказал Жан Ришар. — Это регион, где уже десять лет попираются права человека.

Сотрудники организации даже в разговорах между собой никак не могли удержаться от барабанной софистики.

— Я все понимаю…

Да, Майкл понимал, что фактически его деятельность мало отличается от обычной разведывательной деятельности на территории противника. Он был игроком в игре, хотя не состоял в штате ни одной спецслужбы…

И теперь он здесь. В Ингушетии. Здесь пыль и жара, плохая вода, от которой расстраивается желудок и поднимается температура. Но бывало и хуже. Африка. Восточный Тэймор. Таиланд. Там просто невозможно дышать, воздух заливается в легкие, раскаленный, удушающий. А здесь еще можно жить… И здесь нужно выжить…

— Они звери, звери, — все еще причитала женщина, уже колотя по обрубку ноги лежащего на топчане ребенка. — Убийцы!

Майкл выщелкнул видеокассету и вставил новую… Отлично. Есть материал. Главное, чтобы были детские слезы. Детские слезы ценятся дорого. Материал постепенно набирался. И экспертное заключение может быть востребовано в ближайшее время. Он постарается сделать эту работу безукоризненно.

Отложив видеокамеру, Майкл открыл медицинский чемоданчик и склонился над другим больным — высоким, мускулистым, дурно пахнущим бородачом, смотревшим на него с болью и злобой. Бородач лежал на соседней кровати, и у него были три едва затянувшиеся раны от пуль.