— На вас у русских нет доказательств. Вы спускаетесь с гор, идете в милицию. Говорите, что раскаялись и хотите жить мирно. Вам будут задавать вопросы, но это не страшно. Потом вас отпустят И вы будете ждать своего часа.
— Какого часа? — не понял Ваха. Он вообще многие вещи понимал плохо.
— Ночи святых ножей, когда мы будем резать русских, как скот!
— Мы поняли, — поспешно кивнул друг Джохар, стоявший рядом с Вахой.
Хромой неторопливо, постукивая ладонью по деревянной кобуре со «стечкиным», прошелся перед своими бойцами, остановился перед Вахой, внимательно посмотрел на него и произнес:
— Будешь ждать, чтобы по первому зову снова взять оружие, Ваха. Ты меня хорошо понимаешь?
— Да, да, — подобострастно закивал тот, пытаясь выдержать тяжелый взгляд Хромого.
— Если с головой у тебя будет не в порядке и ты забудешь о своем долге, я вылечу твою голову… Отрезав ее…
Ваха сглотнул. Он слишком хорошо знал Хромого и не сомневался в его словах.
Все получилось как по писаному. По телевизору показали несколько воинов ислама, которые спустились с гор, были паспортизированы и отпущены на свободу. «Чечня возвращается к мирной жизни», — вещали по телевизору. А Вахе было смешно. Он вспоминал слова Хромого и знал, что Чечня просто затаилась, чтобы резать врага, когда тот расслабится.
— Ночь святых ножей, — повторял он про себя как заклинание. Но вот незадача — чем дальше, тем меньше ему хотелось, чтобы эта ночь наступила Ведь устроился он в новой жизни очень даже неплохо.
Никаких компрометирующих материалов у следственных органов на него не было. После проверки и недолгого пребывания в камере он получил ненавистный российский паспорт. Ему сохранили жизнь. Он вернулся домой, в станицу Ереминскую, и застал ее нетронутой войной — на улицы не упал ни один снаряд. Артиллерия федеральных сил лишь слегка поработала к северу от станицы по укреплениям исламского полка.
В станицу стали возвращаться жители. Русские вновь провели туда электричество, и зажглись лампочки, там восстанавливали телефонную связь и водопровод — вещи, о которых в Чечне в последние годы стали забывать. А еще они вновь отстраивали школы, от которых, как говорил Хромой, один вред — ведь мусульманину надлежит изучать только Коран, лишние знания лишь смущают ум правоверного и сеют зерна сомнения, с чем Ваха был полностью согласен. Сам он знал свой автомат, умел считать деньги и пасти скот и не хотел больше ничего.
Жизнь входила в свою колею. Люди, правда, жили тяжело. Еще при Дудаеве началось скатывание в натуральное хозяйство, когда люди занимаются не торговлей, а обменом одних вещей на другие — запчастей к машине на мясо, сена на бензин, керосина на хлеб. Денег в ходу почти не было. Они водились лишь у избранных. Сам Ваха никогда не был хозяином и не рассчитывал им стать, но готов был служить любому хозяину, лишь бы хорошо кормили и давали деньги, лучше доллары, потому что они не падают в цене и с ними можно жить хоть в Москве, хоть в Турции.
Вернувшись домой, Ваха быстро сориентировался и пристроился к бизнесу, которым занимался и до того проклятого дагестанского похода, — производству бензина. И опять очутился на мини-заводе.
Мини-завод — эдакий большой самогонный аппарат, в котором перегоняется в бензин нефть, — может обслуживать один человек. А с полученного продукта, если не связываться с транспортировкой за пределы республики и с розничной реализацией, а сбыть его на ближайшей узловой станции — навар за одни только сутки получается больше тысячи долларов. Естественно, львиная доля уходит на взятки, на дело освобождения чеченского народа, но того, что остается, хватает на безбедную жизнь и хозяину, и работникам.
Поскольку Ваха раньше имел дело с бензином, да еще неплохо зарекомендовал себя у Хромого, его и Джохара нанял хозяин нескольких подобных «производств». В обязанности, помимо обеспечения производственного процесса, входила охрана объекта. Работа — не бей лежачего. Бензовоз подъезжает, хозяин забирает мутный зеленый бензин, который потом продается в Дагестане и Чечне — дальше не идет из-за безобразно низкого качества, и в этом бизнесе завязаны и милиция, и военные. Всем нужны деньги. Все хотят иметь в этой жизни свой навар…
— Пу, — Ваха еще раз нажал на спусковой крючок, движение курка было остановлено предохранителем.
Он вздохнул. Да, все было до вчерашнего дня хорошо. Деньги шли, и он хотел даже двинуть в Россию, чтобы отдохнуть, присмотреться, как там и что. И тут выясняется, что его налаженная жизнь готова устремиться под откос.
Шайтан принес этого вестника! Он пришел вечером. И Ваха с ужасом понял, что приближается та самая ночь святых ножей.
Ваха вздохнул из-за невеселых дум, отложил автомат и крикнул:
— Джохар! Где пиво?
Хромой был бы недоволен, увидев, как его люди употребляют спиртное, что запрещено Аллахом. Но Вахе иногда, в тяжелую минуту, было плевать и, на истинное учение, и на Хромого, и на самого Аллаха. Все должно приносить навар. Когда вера в Аллаха приносила навар, Ваха был правоверным. Сегодня навар приносит нефть.
— Джохар! — нетерпеливо позвал Ваха.
— Что шумишь? — услышал он сзади. Обернулся и оторопело уставился на громадного седого незнакомца.
— А где Джохар? — тупо спросил Ваха.
— Джохар умер, — усмехнувшись, сообщил незнакомец, обросший бородой, с яростным взором, вспарывающим, как острый нож. И тут Ваха узнал его.
— Джамбулатов, — выдавил он.
Рука дернулась к автомату. Но Руслан Джамбулатов выстрелил раньше — от бедра из «ТТ». Пуля с пустым металлическим грохотом ударила по ржавому остову кабины и рикошетом ушла в лес. Ваха проворно вскочил на ноги и отпрыгнул в сторону, замер, глядя на пистолет. Он прикинул, что схватить автомат, снять его с предохранителя и выстрелить раньше врага нереально.