Ночь длинных ножей - Страница 28

Командир группы СОБРа спрыгнул из кабины мягко, благо на ногах не омоновские бахилы, а кроссовки, пожал всем руки.

— Ну что, задавим ворога поганого? — улыбнулся он.

— Даже пискнуть не успеет, — кивнул Мелкий брат.

— У меня только просьба, сыщики. Героизм не проявляйте. Стреляйте, когда скажут. И лучше, если куда скажут. И впереди моих орлов не летите. Даже не пытайтесь. Это не ваша работа.

— Ясно? — обвел взглядом своих подчиненных Алейников. — За боевую часть операции отвечает СОБР. Если командир группы прикажет мне ползти, хрюкать и кукарекать, я поползу и захрюкаю… И вы сделаете то же самое.

— Кукарекать не хочу, — покачал головой Гризли. — Чай, не петух. Но принцип ясен.

Он наконец проснулся и с подозрительностью и некоторым интересом воспринимал происходящее.

— Все, грузимся. С богом, братцы. — Алейников открыл тяжелую, занавешенную бронежилетом от шальной пули дверцу «уазика».

Машины неторопливо двинулись сквозь ночь, которая вскоре растворится под лучами восходящего солнца.

«Увижу я это солнце?» — вдруг подумал Мелкий брат. Во время первой чеченской войны, когда он был еще солдатом и не раз ощущал на себе, во всей неповторимой гамме чувств, что такое ночной бой, ему всегда до боли хотелось увидеть восходящее солнце. И всегда лез в голову этот проклятый вопрос, в груди же тоскливо щемило и страшно хотелось жить.

«Выживу, — подумал он. — Назло духам… И вернусь. Обязательно вернусь».

Технику оставили на дальних подступах к селу Даташ-юрт, в котором проживало более трех тысяч человек. У командира группы СОБРа, бывшего офицера ГРУ, были отличные карты — и масштабные, и аэрофотосъемка, где каждая улица, каждый дом как на ладони. Странные времена, когда военным по блату приходится доставать карты и все необходимое для ведения боевых действий по защите государства. Но такова логика времени — кризис давно достиг таких немыслимых высот, что теперь никого ничем не удивишь.

Алейников двигался почти бесшумно. Жизнь научила его производить как можно меньше шума. Шумного бойца противник обнаружит быстрее, и тогда шансы остаться в живых резко идут на убыль.

Зеленка. Алейников опасался и не любил ее, как опасаются этой мешанины кустов, деревьев все, кто знает о войне не понаслышке. В зеленке может прятаться засада. Там терпеливо, порой годами, ждут своего часа противопехотные мины, чтобы с присущей им по природе подлостью рвануть, когда их придавит тяжелый солдатский сапог. И вместе с тем зеленка — это нередко единственное спасение для уходящей от преследования разведгруппы. Тогда зеленка становится защитницей, в ней легко запутать следы, организовать засаду. Она спасла Алейникова в девяносто пятом, когда боевики наседали, и их было не счесть, и нужно было спасать своих людей.

А в девяносто шестом в Веденском районе именно в зеленке он впервые ощутил, что это такое, холодный пот, который тонкими струйками стекает по шее и пробирается между лопаток по ставшей вдруг очень чувствительной коже. Это похлеще любого фильма ужасов. Такое кино называется — прочесывание зеленки. Продвигается по лесу длинная цепь. Заливаются лаем служебные собаки, натасканные на поиск взрывчатки и людей. И ты идешь вперед, не зная, какой шаг станет последним. В этот момент, несмотря на то, что рядом люди, ты ощущаешь себя страшно одиноким и беззащитным. И знаешь, что от смерти тебя, может быть, отделяют секунды. Рулетка: кому выпадет шанс — тот останется живым. Шаг пройден — не резанула автоматная очередь, не разворотила пулями грудь — живем! Еще шаг — не разорвалась под ногой умело замаскированная под осенним листом мина — живем! Каждый шаг — это смерть и рождение. Каждые сто метров — считай, целая жизнь… И вдруг где-то совсем рядом мир раскалывается. Это кто-то, кто — не видно за деревьями, наступает на мину, и душа отрывается от искореженного тела. Но шаг замедлять Нельзя. Прочесывание зеленки. Боевая задача. Война.

Алейников передернул плечами, настолько явственны были эти воспоминания. Но здесь — другая зеленка. И боевые действия больше не идут. И мин здесь сейчас нет.

За полосой зеленки открылось селение, на его окраине и находится домишко, где засела боевая группа Даудова.

— Не растягиваться. Вперед, — скомандовал командир группы СОБРа.

По селу прошли без проблем. Аборигены спали без задних ног, и даже собаки не брехали.

— Вон дом, — кивнул Алейников.

Дом стоял, погруженный во тьму. Ни одного огонька. Алейников внимательно осмотрел окрестности в прибор ночного видения. И сделал заключение:

— Кажется, дозора нет.

— Разгильдяи, — усмехнулся командир группы СОБРа. — Считают себя в безопасности… Вперед.

Каждый знал свое место и задачу. Оперативники держались за собровцами. Алейников, имевший богатый опыт проведения боевых операций и знавший по себе, что это такое, когда чужие путаются под ногами, вперед не лез, предоставляя работать слаженной боевой команде.

Дом был приземистый, несуразный и весьма походил на обычный сарай. На закрытой невысоким сплошным, грубо сколоченным из пластмассовых и деревянных листов забором территории расположились еще несколько ветхих строений.

Алейников прижался к забору. Рядом с ним пыхтел кипящим русским самоваром Гризли и сжимал автомат Мелкий брат.

— Прикрывай подходы, — кивнул командир группы СОБРа двоим своим бойцам. — Двинули.

На тренировках и на практике все эти акробатические фокусы отработаны не раз, поэтому и в деле получается все красиво, непринужденно и, главное, быстро, с минимумом шума. Один боец подставляет руки, другой перемахивает через забор. Специальный подарок приготовлен для собаки — кусок пластика, убивающий у пса желание связываться с незваными гостями.